Если мы перейдем на веганство, животные неизбежно будут страдать при выращивании растений; в чём же разница между выращиванием и убийством животных для еды и их неумышленным убийством?

Если мы перейдем от животноводства к растительному хозяйству, мы неизбежно  вытесним и, возможно, убьем чувствующих животных при посадке растений. Тем не менее, определенно есть разница между выращиванием и убийством животных для еды и неумышленным причинением им вреда в процессе выращивания растений, деятельности, которая сама по себе призвана предотвратить убийство чувствующих созданий.

Чтобы понять эту мысль, рассмотрим следующий пример. Мы строим дороги. Мы позволяем людям ездить на автомобилях. Мы знаем, когда строим дорогу, что статистически некоторые люди — мы не знаем их заранее — пострадают в результате ДТП. И всё же есть фундаментальная моральная разница между активностью, имеющей своим следствием неизбежный, но непреднамеренный вред и умышленным убийством конкретных людей. Аналогичным образом тот факт, что животным может быть ненамеренно причинен вред вследствие выращивания растений, даже если мы избегаем использования токсичных химикатов и изо всех сил стараемся избежать причинения животным вреда, не означает, что морально приемлемо намеренно их убивать.

Авторство: Gary L. Francione

Разве законы, запрещающие убийство определенных вымирающих видов животных, не меняют имущественный статус животных?

Нет. Такие законы защищают только определенные виды, которые ценят люди для своих целей; эти законы не признают, что животные имеют ценность отличную от той, которую им присвоил человек. Некоторые люди утверждают — ошибочно, на мой взгляд, — что такие законы на самом деле наделяют животных «правами». В реальности эти законы не отличаются от тех, которые защищают тропические леса, водоемы, горы или любые другие бесчувственные вещи, которым люди по какой-либо причине решают придать ценность для своих целей. Такие меры не подразумевают признания того, что защищаемые виды животных имеют ту ценность, которую мы приписываем каждому человеку в качестве минимального условия для членства в моральном сообществе.

Под экономическим давлением государства сегодня пытаются убрать некоторые виды из-под защиты и вновь признать их добычей охотников, чтобы сборы с охотничьих лицензий и продажа частей животных помогали в оплате содержания остающихся особей. Мораторий на убийство определенных видов почти всегда отменяется, как только их популяция едва начинает превышать уровень вымирания, таким образом предлагая «собрать урожай» лишних животных. Мы, тем не менее, не обращаемся с людьми подобным образом. Мы не считаем приемлемым принудительное использование одних бездомных людей в качестве доноров органов, чтобы субсидировать затраты на социальную помощь другим бездомным. Мы не стали бы мириться со «сбором урожая» из людей.

Как бы то ни было, такие законы не признают никакую моральную ценность, которой обладают животные в силу способности чувствовать, кроме той, которую люди придадут им. Эти законы рассматривают животных в качестве ресурсов, ничем не отличающихся от любых других, которые мы хотим сохранить для будущих поколений. Мы временно защищаем животных, например, слонов, чтобы они были у будущих поколений людей для использования, но сами слоны, в конечном итоге, являются лишь товаром, и до тех пор, пока слонов достаточно, мы безусловно оцениваем браслеты из их костей выше, чем их интересы.

Наконец, мы должны понимать, что маловероятно, что сколько-нибудь значительные перемены относительно имущественного статуса животных произойдут в результате законодательных актов или судебных прецедентов до тех пор, пока существенно не изменится наше отношение к животным. То есть не закон изменит наше представление о животных с точки зрения морали; это должен быть другой путь. Не закон отменил рабство, на самом деле закон защищал рабовладение. Рабство было отменено не законом, а Гражданской войной. На сегодняшний день мировая экономика находится в куда большей зависимости от эксплуатации животных, чем были южные штаты от человеческого рабства. Эксплуатация животных не будет отменена решением Верховного суда или законом конгресса — по крайней мере до тех пор, пока большинство из нас не займет позицию, согласно которой институт владения животными морально неприемлем.

Авторство: Gary L. Francione

Если у животных есть права, не означает ли это, что мы должны предотвращать убийство животных другими животными или что мы должны защищать животных от любого вреда?

Нет. Базовое право не быть использованными в качестве вещей означает, что мы не можем использовать животных исключительно как средства для достижения наших целей — в точности как мы не можем использовать других людей исключительно в качестве средств для достижения наших целей. Несмотря даже на то, что у нас есть законы, запрещающие людям владеть другими людьми или использовать их в качестве подневольных биомедицинских объектов, мы в целом не требуем от людей защищать других людей во всех ситуациях. Ни один закон не требует от Джейн защитить Джона от Саймона, если, конечно, Джейн и Саймон не участвуют в преступном сговоре против Джона или не сотрудничают как-либо ещё, и если Джейн не имеет таких отношений с Джоном, которые явились бы причиной для такого обязательства.

Более того, по крайней мере в Соединенных Штатах, закон в большинстве случаев не налагает на людей «обязательство помощи», даже если речь идет о других людях. Если я иду по улице и вижу человека, потерявшего сознание, лежащего лицом в луже и захлебывающегося, закон не накладывает на меня обязательство помочь этому человеку, даже если надо всего лишь перевернуть его, что я могу сделать без риска или серьезного неудобства для себя.

Основная мысль в том, что базовое право людей не быть использованными в качестве вещей не гарантирует, что люди будут помогать другим людям или что мы обязаны вмешаться, чтобы предотвратить вред. Аналогичным образом базовое право животных не быть использованными в качестве вещей означает, что мы не можем обращаться с животными как с ресурсами. Оно не обязательно значит, что мы имеем моральные или правовые обязательства оказать им помощь или предотвратить вред.

Gary L. Francione

Разве идея прав животных не является религиозной?

Нет, не обязательно, хотя идея о том, что мы не должны использовать животных в качестве вещей, определенно представлена в некоторых, прежде всего восточных, религиозных системах, таких как джайнизм, буддизм и индуизм. Ирония в том, что убеждение о превосходстве человека, используемое для оправдания животноводства, вивисекции и других практик, часто представляет собой религиозную позицию. Иудео-христианская традиция не просто одобряет взгляд на животных как на вещи, она является основным источником идеи о человеческом превосходстве над другими животными и поддерживает право человека использовать их в качестве ресурсов. Мы видим, например, что распространенное сегодня на западе мнение о животных как о вещах может быть прямо выведено из конкретного толкования Ветхого Завета, в соответствии с которым бог создал животных в качестве ресурсов для пользования человеком. Аргументы в пользу качественного различия между людьми и другими животными часто основаны лишь на предположительном дарованном свыше превосходстве человека, которое в свою очередь оказывается основано на человеческом везении быть созданным по «образу и подобию бога».

Позиция прав животных не опирается ни на какие теологические воззрения; она требует только простого применения принципа равного рассмотрения. Люди не обладают никакими особенными признаками и не свободны ни от каких недостатков, которые они приписывают другим животным.

Gary L. Francione

Разве, сравнивая спесишизм с расизмом и сексизмом, вы не сравниваете женщин и людей цвета с животными?

Нет. Расизм, сексизм, спесишизм и другие формы дискриминации схожи в том, что они все разделяют следующее ошибочное убеждение: некоторая морально нерелевантная характеристика (раса, пол, биологический вид) может быть использована для исключения обладающих интересами существ из морального сообщества или для обесценивания их интересов, что откровенно нарушает принцип равного рассмотрения. Например, спесишизм и человеческое рабство схожи в том, что животные и порабощенные люди имеют базовый интерес не быть использованными подобно вещам, но их всё равно так используют на основании морально нерелевантного критерия. Отказывать животным в этом базовом праве просто потому, что они животные, это как говорить, что мы не должны отменять основанное на расе рабство в силу очевидной ущербности расы рабов. Аргумент, используемый в защиту рабства, и аргумент, используемый в защиту эксплуатации животных, имеют одинаковую структуру: мы исключаем из морального сообщества существ с интересами в силу предположительной разницы между «ними» и «нами», которая не имеет никакого отношения к включению этих существ в моральное сообщество. Позиция прав животных подразумевает, что если мы верим в то, что животные имеют моральную значимость, принцип равного рассмотрения требует от нас прекратить обращение с ними как с вещами.

В этом контексте часто поднимается смежный вопрос: является ли спесишизм «таким же плохим», как расизм или сексизм, или другие формы дискриминации. Вообще, не слишком полезно ранжировать зло. Было ли убийство Гитлером евреев «хуже», чем убийство им католиков или цыган? Рабство «хуже» геноцида? Не основанное на расе рабство «хуже», чем основанное? Сексизм «хуже» рабства и геноцида, или он «хуже» рабства, но не «хуже» геноцида? Говоря откровенно, я даже не уверен, что означают эти вопросы, но подозреваю, что задающие их люди косвенно предполагают, что одна группа «лучше», чем другая. В любом случае эти формы дискриминации ужасны все, и ужасны по-разному. Но у них всех есть и общее: они обращаются с людьми как с вещами, не обладающими интересами, требующими защиты. В этом смысле все формы дискриминации — какими бы разными они ни были — аналогичны спесишизму, который приводит к обращению с животными как с вещами.

Наконец, некоторые утверждают, что говоря о том, что некоторые животные имеют бóльшие когнитивные способности, чем некоторые люди (например, умственно отсталые или слишком старые), мы сравниваем этих людей с животными и характеризуем их неуважительно. И снова, это непонимание аргументации за права животных. Мы веками оправдывали обращение с животными как с ресурсами предположительным недостатком у них некоторых характеристик, которыми мы обладаем. Но некоторые животные обладают такими «особыми» характеристиками в большей степени, чем некоторые из нас, а некоторые люди не обладают такими характеристиками вовсе. Смысл в том, что хотя определенная характеристика может быть полезна в некоторых целях, единственная характеристика, требуемая для моральной значимости, — это способность чувствовать. Мы не используем и мы не должны использовать ограниченно дееспособных людей в качестве ресурсов других. И если мы действительно верим, что животные обладают морально значимыми интересами, мы должны применить принцип равного рассмотрения и также не использовать их в качестве ресурсов. Данный аргумент за права животных не уменьшает уважение к человеческой жизни; он повышает уважение к любой жизни.

Авторство: Gary L. Francione

Разве использование медикаментов или процедур, разработанных посредством эксплуатации животных, совместимо с позицией прав животных?

Нет, несовместимо. Сторонники эксплуатации животных часто заявляют, что пользование её «выгодами» несовместимо с её критикой.

Такая позиция, разумеется, бессмысленна. Большинство из нас выступает против расовой дискриминации, но мы всё ещё живем в обществе, в котором белые люди среднего класса наслаждаются выгодами прошлой расовой дискриминации. То есть большинство наслаждается высоким уровнем жизни, который не был бы таким в отсутствие дискриминации и при справедливом распределении ресурсов, включая возможность получить образование и работу. Многие из нас поддерживают меры вроде позитивной дискриминации, которые призваны скорректировать прошлую дискриминацию. Но противники расовой дискриминации не обязаны покидать Соединенные Штаты или совершать самоубийство из-за того, что они не могут избежать того факта, что белые люди являются выгодополучателями за счет прошлой дискриминации людей цвета.

Рассмотрим другой пример: предположим, что мы обнаружили, что местная водоснабжающая компания использует детский труд, а мы выступаем против эксплуатации детей. Обязаны ли мы умереть от обезвоживания, потому что водоснабжающая компания решила нарушать права детей? Нет, конечно нет. Мы были бы обязаны поддержать отмену использования детей, но мы не были бы обязаны умирать. Аналогичным образом мы должны объединиться и коллективно требовать прекращения эксплуатации животных, но мы не обязаны выбирать между принятием эксплуатации животных и полным отказом от любых благ, которые она может предоставить.

Мы, вне всякого сомнения, можем разрабатывать лекарства и хирургические процедуры без использования животных, и многие предпочли бы такой вариант. Тем не менее, по отдельности противники подобного использования животных не имеют контроля над его государственным регулированием или корпоративной политикой в отношении животных. Говорить, что они не могут критиковать действия государства или индустрии, пользуясь выгодами от действий, над которыми не имеют контроля, абсурдно с точки зрения логики. И как вопрос политической идеологии это наиболее возмутительное подтверждение безусловного преклонения перед политикой корпоративного государства. В самом деле, утверждение о том, что мы должны принять эксплуатацию животных либо отвергнуть всё, что включает в себя использование животных, устрашающе похоже на реакционный слоган «люби или проваливай», высказываемый псевдопатриотами, критиковавшими не согласных с участием Америки в войне во Вьетнаме.

Более того, люди настолько объективировали животных, что фактически невозможно полностью избежать любой их эксплуатации. Побочные животные продукты используются повсеместно, включая дорожный асфальт и синтетические ткани. Но невозможность отказа от всех контактов с эксплуатацией животных не означает, что мы не можем отказаться от наиболее очевидных и серьезных её форм. Человек, который не застрял посреди океана или на вершине горы, всегда имеет возможность избежать поедания мяса и молочных продуктов, которые не могли быть произведены без использования животных, в отличие от лекарств и медицинских процедур, которые могут быть разработаны без опытов на животных.

Авторство: Gary L. Francione

Объем страданий животных, присущий их использованию, действительно ужасен; и мы не должны использовать животных ради «пустых» целей, вроде развлечения, но как вы можете рассчитывать, что люди прекратят есть мясо?

Во многом этот вопрос подходит для подведения итогов нашей дискуссии, потому что он сам по себе раскрывает историю взаимоотношений между людьми и другими животными больше, чем любая теория, и демонстрирует наше замешательство относительно вопросов морали в целом.

Многие люди едят мясо*. Они так наслаждаются им, что находят трудным отказаться от него, даже когда принимают во внимание этические вопросы относительно животных. Но моральный анализ как минимум требует, чтобы мы оставили свою очевидную предвзятость за дверью. Сегодня животноводство является наиболее значительным источником страданий животных в мире и в нём нет совершенно никакой необходимости. В самом деле, животноводство оказывает разрушительный эффект на окружающую среду, а растущее число медицинских работников утверждает, что мясо и другие животные продукты вредны для здоровья человека. Мы могли бы жить без убийств животных и прокормить больше людей — существ, о которых мы заботимся, как мы сами всегда утверждаем, когда пытаемся оправдать эксплуатацию животных — если бы отказались от животноводства раз и навсегда.

Желанием есть мясо были затуманены некоторые из величайших умов в человеческой истории. Чарльз Дарвин признавал, что животные не имеют качественных отличий от людей и обладают многими характеристиками, которые ранее считались исключительно человеческими, — но продолжал есть их. Джереми Бентам утверждал, что животные обладают морально значимыми интересами, потому что способны страдать, но продолжал есть их.

От старых привычек бывает сложно отказаться, но это не делает их морально оправданными. В ситуациях, в которых действуют моральные вопросы и сильные личные предпочтения, мы должны быть крайне озабочены ясностью мышления. Тем не менее, как показывает случай употребления животных в пищу, иногда наши грубые предпочтения определяют наши представления о вопросах морали, а не наоборот. Многие люди говорят мне: «Да, я понимаю, что есть мясо аморально, но я просто люблю гамбургеры».

К сожалению тех, кто любит есть животных, это не аргумент, а вкус мяса никоим образом не оправдывает нарушение морального принципа. Наше поведение просто демонстрирует, что несмотря на наши разговоры о моральной значимости интересов животных, мы готовы игнорировать их интересы, если нам это выгодно — даже если выгодой является всего лишь удовольствие или удобство.

Если мы относимся к морали серьезно, мы должны смотреть правде в глаза: если пытать собаку ради удовольствия неправильно, тогда и есть мясо неправильно.

*Прим. ред.: и другие животные продукты, разумеется, тоже. С этической точки зрения существенного различия между ними и мясом нет.

Gary L. Francione

Нарушает ли институт владения животными-компаньонами базовое право животных не быть использованными в качестве вещей?

Да. Наши питомцы — это наша собственность. Собаки, кошки, хомяки, кролики и другие животные массово производятся подобно болтам на заводе или, в случае с птицами и экзотическими животными, отлавливаются в дикой природе и перевозятся на огромные расстояния, многие из них при этом погибают. Питомцев выставляют на продажу в точности как другие товары. И хотя некоторые из нас могут обращаться со своими животными-компаньонами хорошо, большинство из нас обращается с ними плохо. В Америке большинство собак проводит менее двух лет в доме, прежде чем их отдают в приют или как-либо ещё отправляют новым владельцам; более 70% людей, берущих животных, отдают их обратно, относят в приюты или выбрасывают. Нам всем известны ужасные истории о соседских собаках на коротких цепях, проводящих бóльшую часть своей жизни в одиночестве. Наши города полны бродячих котов и собак, влачащих жалкую жизнь, умирающих от голода и переохлаждения, страдающих от болезней и мучений со стороны людей. Некоторые люди, утверждающие, что любят своих питомцев, бесчувственно калечат их, купируя им уши и хвосты, выдирая им когти, чтобы те не царапали мебель.

Вы можете обращаться со своими животными-компаньонами как с членами семьи и действительно признавать за ними внутреннюю ценность или базовое право не быть вашим ресурсом. Но это в действительности означает, что вы просто придаете своей собственности бóльшую стоимость, чем средняя на рынке; стоит вам передумать и закон защитит ваше решение назначить ежедневные и жестокие избиения вашей собаки в воспитательных целях или перестать кормить кошку, чтобы она была более мотивирована ловить мышей в подвале вашего магазина, или убить животное, потому что вы не хотите больше тратить на него деньги. Вы свободны в оценке своей собственности по своему усмотрению. Вы можете решить часто полировать свой автомобиль или можете позволить отделке ржаветь. Выбор за вами. До тех пор, пока вы обеспечиваете минимальное техническое обслуживание своего автомобиля, чтобы он мог пройти проверку, любые решения, которые вы принимаете относительно него, включая решение сдать его на металлолом, это ваше дело. До тех пор, пока вы предоставляете минимум пищи, воды и укрытия своему питомцу, любые другие решения, за исключением пыток без причины, это ваше дело, включая решение бросить своего питомца в местном приюте (где животных убивают или продают на опыты) или решение отнести его ветеринару, чтобы убить.

Gary L. Francione

Как вы определяете, кто может иметь права? У насекомых есть права?

Я определяю это по способности чувствовать, так как утверждаю, что чувствующие существа имеют интересы и обладание ими является необходимым условием для участия в моральном сообществе. Способны ли насекомые чувствовать? Являются ли они сознательными разумными существами, способными испытывать боль и удовольствие? Я не знаю. Но моё незнание, где в точности провести эту линию, или затруднение провести её не освобождают меня от обязательства сделать это и не позволяют мне использовать животных как угодно. Хотя я могу и не знать, способны ли насекомые чувствовать, я точно знаю, что коровы, свиньи, цыплята, шимпанзе, лошади, олени, собаки, кошки и мыши способны. Более того, сейчас общепризнано, что и рыбы способны чувствовать. Поэтому факт того, что я не знаю, способны ли насекомые чувствовать, не освобождает меня от морального обязательства в отношении животных, о способности чувствовать которых мне доподлинно известно.

Как правило, этот вопрос призван продемонстрировать, что если мы не знаем, как в точности определить участие в моральном сообществе, или затрудняемся сделать это, тогда мы не должны определять его никак. Такие рассуждения несостоятельны. Рассмотрим следующий пример. Существует множество разногласий относительно сферы охвата и степени прав человека. Одни люди утверждают, что здравоохранение и образование являются фундаментальными правами, которыми цивилизованное государство должно наделить всех; другие — что здравоохранение и образование являются товарами, как и всё остальное, что не является субъектом права, и люди должны платить за них. Но я полагаю, что вне зависимости от наших разногласий о правах человека — как бы мы не колебались относительно точности их определения — мы все, несомненно, согласимся, что, например, геноцид аморален. Мы не говорим, что уничтожать целые народы морально приемлемо из-за разногласий относительно права людей на здравоохранение. Аналогичным образом наша неуверенность или разногласие относительно способности муравьев чувствовать не являются разрешением игнорировать интересы шимпанзе, коров, свиней, цыплят или других животных, о способности чувствовать которых нам хорошо известно.

Gary L. Francione

Если бы мы не эксплуатировали животных, у нас бы не было общества, каким мы его знаем. Разве этот факт не доказывает, что использование животных морально оправдано?

Нет. Во-первых, такой вопрос подразумевает, что мы бы не изобрели альтернативы использованию животных, если бы это было необходимо в силу недоступности животных или вследствие нашего морального решения отказаться от использования их в качестве ресурсов.

Во-вторых, даже если бы использование животных было необходимо для общества, каким мы его сегодня знаем, аналогичный аргумент мог бы иметь место в отношении любой человеческой активности. Например, без войн, патриархата и других форм насилия и эксплуатации мы бы не имели общества, каким мы его знаем. Тот факт, что данная активность была необходимым средством для того, что некоторые из нас считают желаемой целью, не означает, что это средство морально оправдано. Современные американцы не наслаждались бы своим уровнем процветания, если бы не человеческое рабство, но это не значит, что рабство было морально приемлемой практикой.

В-третьих, существует наконец аргумент, что наше нынешнее общество с его насилием, загрязнением, неравномерным распределением ресурсов и самыми разными формами несправедливости в меньшей степени заслуживает конца, чем некоторые думают, и что мы не должны так охотно поддерживать порядки, которые привели нас к такому положению.

Gary L. Francione