Один из самых часто задаваемых вопросов любому вегану: «А что насчет растений?»
В самом деле, я не знаю ни одного вегана, который не слышал бы этого вопроса хотя бы один раз, а большинство из нас слышит его регулярно.
Разумеется, никто из вопрошающих на самом деле не думает, что нет разницы, скажем, между цыпленком и салатом. То есть если на следующем званом ужине вы разрежете салат перед своими гостями, вы получите иную реакцию, чем если разделаете живого цыпленка. Если, гуляя в вашем саду, я намеренно наступлю на цветок, то вы, возможно, вполне заслуженно будете раздражены мной, но если я намеренно ударю вашу собаку, вы будете сердиться на меня совсем иным образом. Никто на самом деле не думает об этих поступках как об идентичных. Каждый признает существование важной разницы между растением и собакой, которая делает избиение собаки более серьезным действием, чем топтание цветка.
Разница между животным и растением заключается в способности чувствовать. То есть животные — по крайней мере те, которых мы рутинно эксплуатируем — несомненно способны к чувственному восприятию. У чувствующих существ есть разум; у них есть предпочтения, желания или стремления. Это не означает, что разум животных такой же, как и у людей. Например, разум людей, которые используют язык символов, чтобы ориентироваться в своем мире, может очень отличаться от разума летучих мышей, использующих для этой цели эхолокацию. Сложно узнать, как устроен их разум и чем он отличается от человеческого. Но это и не важно. Как люди, так и летучие мыши способны чувствовать. И те и другие обладают интересами, у тех и других есть предпочтения, желания или стремления. Человек и летучая мышь могут по-разному думать об этих интересах, но не может быть серьезных сомнений в том, что они этими интересами обладают, включая интерес избегать боли и страданий и интерес в продолжении существования.
Растения качественно отличаются от людей и других чувствующих животных тем, что растения определенно живые, но не чувствительные. У растений нет интересов. Нет ничего, что растение хочет, желает или предпочитает, потому что у него нет разума, который участвовал бы в такой когнитивной активности. Когда мы говорим, что растение «нуждается» или «хочет» воды, мы не опираемся на ментальный статус растения в большей степени, чем когда говорим, что автомобиль «нуждается» или «хочет» масла. Залить в автомобиль масло может быть в моих интересах. Но не в интересах моего автомобиля — у него нет интересов.
Растение может реагировать на солнечный свет и другие стимулы, но это не значит, что растение чувствует. Если я запущу электрический ток по проводу, подключенному к звонку, звонок зазвонит. Но это не значит, что звонок чувствующий. У растений нет нервной системы, бензодиазепиновых рецепторов или каких-либо других признаков, которые мы связываем со способностью чувствовать. И это всё научно обосновано. Зачем растениям эволюционно развивать способность чувствовать, если они не могут ничего сделать в ответ на действие, которое вредит им? Если вы поднесете огонь к растению, оно не сможет убежать: оно будет стоять, где стоит, и гореть. Если вы поднесете огонь к собаке, собака сделает точно то, что и вы бы сделали — заплачет от боли и попытается убежать от огня. Способность чувствовать развилась у определенных существ эволюционно, чтобы позволить им выжить, избегая вредного раздражителя. Способность чувствовать никак не поможет растению; растение не может убежать.
Я не утверждаю, что мы не можем иметь моральных обязательств, касающихся растений, но я говорю, что мы не можем иметь моральных обязательств перед растениями. Мы можем иметь моральное обязательство не срубать дерево, но это не обязательство перед самим деревом. Дерево не та сущность, перед которой мы можем иметь моральные обязательства. Мы можем иметь обязательства перед всеми чувствующими существами, которые живут на этом дереве или выживание которых зависит от этого дерева. Мы можем иметь моральные обязательства перед другими людьми и прочими животными, населяющими планету, не уничтожать деревья бесцельно. Но мы не можем иметь каких-либо моральных обязательств перед деревом; мы можем иметь моральные обязательства только перед чувствующими существами, а дерево не чувствующее и не имеет интересов. Нет ничего, что дерево хочет, предпочитает или жаждет. Дерево не та сущность, которая беспокоится о том, что мы с ним делаем. Дерево — это вещь. Белки и птицы, живущие на дереве, определенно имеют интерес в том, чтобы мы не срубали это дерево, но само дерево его не имеет. Возможно, бесцельно срубить дерево будет морально неправильным, но это качественно отличающееся от убийства оленя действие.
Говорить о «правах» деревьев, как это делают некоторые — значит уравнивать деревья и отличных от человека животных, и это может работать только в ущерб животным. В самом деле, привычно слышать от экологистов разговоры о нашей ответственности в управлении природными ресурсами, включая животных как «ресурс», которым надо управлять. В этом заключается проблема для тех из нас, кто не считает животных «ресурсами» для использования. Деревья и другие растения являются ресурсами, которые мы можем использовать. У нас есть обязательство использовать эти ресурсы с умом, но это обязательство только перед другими личностями, как людьми, так и другими животными.
Наконец, вариант вопроса про растения: «Что насчет насекомых — они способны чувствовать?»
Насколько мне известно, никто в действительности не знает этого наверняка. Безусловно, есть доля сомнения по поводу насекомых. Я не убиваю насекомых дома и стараюсь никогда не наступать на них во время прогулок. В случае с насекомыми провести линию может быть сложно, но это не значит, что она не может быть проведена — и проведена ясно — в большинстве случаев. Мы ежегодно убиваем и съедаем по крайней мере 10 миллиардов наземных животных в одних только США. Эта цифра не включает в себя морских животных, которых мы убиваем и едим. Возможно, есть сомнения в способности чувствовать у двустворчатых или мидий, но нет никаких сомнений, что коровы, свиньи, цыплята, индейки, рыбы и другие животные способны чувствовать. Отличные от людей животные, у которых мы забираем молоко и яйца, без сомнения, способны чувствовать.
Тот факт, что мы можем не знать, способны ли насекомые чувствовать, не означает, что у нас есть какие-либо сомнения насчет других животных: у нас их нет. И говорить, что мы не можем оценить этичность поедания плоти или использования продуктов из животных, в чувствительности которых не сомневаемся, или разведения одомашненных животных для использования их в качестве ресурсов, потому что не знаем, способны ли насекомые чувствовать — это, разумеется, абсурдно.
Gary L. Francione
